Тринадцать способов убить Лалабелль Рок [Литрес] - Мод Вулф

– Могу я прикоснуться к ней?

Она кивает.

– Конечно.

Я дотрагиваюсь до обтянутой кожей, увитой трубками руки Лалабелль. Под одним из ногтей что-то есть. Едва заметная, размытая голубая тень. Это может быть синяк, но я знаю, что это не так. Когда наклоняюсь ниже, ее глаза над кислородной маской не мигают.

Это та, на основе кого я была создана. Первообраз. Оригинал. Она смотрит в зеркало, а я просто отражение. Но она такая маленькая… Интересно, что она думает о нас, своих Портретах. Вряд ли она ненавидит нас. Я не ненавижу нас. Во всяком случае, осознанно. Может, думаю я, ненависть к другим приходит позже, ненависть к тем, кто вынужден жить в мире, переполненном другими Лалабеллями? Я все еще молода; возможно, со временем я тоже буду ненавидеть других. Возможно, однажды я возненавижу даже Художницу.

Возможно. Такое может случиться.

Но сомневаюсь, что случится.

– Ну… – Я не знаю, что ей сказать. Мягко сжимаю ее руку. – Было приятно познакомиться с тобой. Спи спокойно.

Когда я выпускаю ее руку, ее глаза распахиваются и взгляд упирается в меня. Я борюсь с желанием отшатнуться. Ее рот движется под маской.

– Что она говорит? – тревожно спрашиваю я у Мари.

– Воды, – говорит она. – Она просит воды.

Подходит к маленькому пластиковому кувшину и наполняет чашку. Потом, к моему ужасу, передает ее мне.

– Вы уверены? – спрашиваю я.

Мари кивает.

– Она все равно предпочитает пить сама. Ей нравится быть самостоятельной.

Мари снимает маску, и я подношу чашку к губам Лалабелль. Мои руки дрожат. Лалабелль пьет, причем делает это довольно энергично; она пьет жадно, как будто умирает от жажды, как будто проделала долгий путь по пустыне и добралась до границы тропического леса. Когда чашка пустеет, она устало откидывается на подушку, и Мари снова надевает на нее маску.

Сейчас, думаю я, я впервые реально помогла Лалабелль. Смотрю на пустую чашку, и у меня в голове созревает план; он формируется быстро и четко. Я мысленно рассматриваю его под разными углами. Я не привыкла строить планы, и сейчас велика вероятность того, что этот окажется ужасным. Однако он может и сработать. Вероятность тоже велика.

Возможно, не обязательно знать дзюдо, если у тебя есть пистолет.

Я все еще размышляю над этим, когда чувствую прикосновение руки; ее кожа похожа на бумагу, она такая же тонкая и мягкая. Опустив взгляд, я вижу, что на меня смотрит Лалабелль.

– Что? – спрашиваю я у нее и наклоняюсь. Лалабелль жестом показывает на маску, и я убираю ее, а потом склоняюсь так, чтобы она могла шептать мне на ухо.

– Какие-то проблемы? – спрашивает Мари, в ее голосе слышится слабый намек на нетерпение.

– Нет, – говорю я. – Она просто хочет поблагодарить меня.

Когда Мари поворачивается к монитору, я достаю пачку сигарет из куртки и сую ее под подушку Лалабелль. Удача нужна ей больше, чем мне.

– Эти штуки убьют тебя, – говорю я ей так тихо, что Мари не слышит. Один карий глаз медленно закрывается. Она подмигивает.

Я сглатываю комок в горле и на прощание улыбаюсь ей дрожащими губами.

Потом прошу Мари одолжить мне ручку.

Снаружи, под флуоресцентными лампами, Художница стоит, прислонившись к картине с желтыми утками на темном пруду. Когда я выхожу, она отталкивается от стены и торопливо говорит:

– Послушай, я хочу, чтобы ты знала, что… – В ее больших глазах плещется тревога.

– Дай руку, – говорю я и более мягко добавляю: – Пожалуйста.

Художница без колебаний вытягивает руку. Я поворачиваю ее ладонью вверх и зубами снимаю колпачок с ручки.

– Стой спокойно, – предупреждаю я. – Рисовать одной рукой трудно.

Она не шевелится, но ее рука подрагивает, пока я рисую новые линии на ее ладони. Закончив, критически оглядываю результат. Неровные и синие, но выглядят неплохо, если прищуриться.

– Что это значит? – говорит Художница, переводя взгляд на меня, а потом на ладонь, как будто рисунок исчезнет, если она не будет смотреть на него.

– Это значит, что ты будешь жить долго и счастливо, – говорю я. – А теперь пошли убивать Лалабелль.